Безопасность съемки 15-04-04, 19:40

Человек с фотоаппаратом являет собой более притягательную мишень, нежели человек с диктофоном в кармане. Фотограф, будь то мужчина или женщина, побуждает к каким-то акциям. Хочется сразу что-то такое сделать: выпендриться, крикнуть, нажать на гашетку, сообщить "куда следует" (превентивно, для проверки - не шпион ли?). Что-то есть в фигуре фотографа такое взбадривающее. Старички бегут, забыв костыли, созывать доброхотов на подмогу... Милиция, правда, откликается без энтузиазма. Но когда стимулируемый активистами постовой приходит, дело заканчивается приводом в отделение. На вопрос: "А что Вы тут снимаете?" правильно ответить, согласитесь, невозможно. И задается он чисто риторически, как увертюра к директивному указанию "Пройдемте". Впрочем, привод сам по себе не представляет большой опасности. Хуже, если инициатива масс проявляется в самодеятельной форме, когда у фотографа пытаются узнать всю правду простыми народными средствами. Иногда при этом увлекаются.

Пленку обычно засвечивают. В милиции пленку тоже чаще засвечивают, для профилактики (не отпускать же просто так? ) Но аппаратуру в отделении, как правило не бьют. Хотя в процессе задержания иногда случаются повреждения... Отсюда вывод: в момент соприкосновения со стражами порядка веди себя безупречно спокойно.

Опытные репортеры знают, как важно иметь при себе удостоверяющие документы.

Действовать спокойно во всех сомнительных случаях целесообразнее, чем суетиться и нагнетать атмосферу скандала, качать права.

Фотограф подчас как бы сам ищет неприятностей на свою голову. Как потом объясняют: "Не было бы того гада с фотоаппаратом"... И не возникло бы остроты ситуации, и все осталось бы в пределах обычной нормы. Как же ему простить? Если человек с фотокамерой ведет себя вызывающе, суется всюду со своей вспышкой, а на физиономии у него нарисован жгучий интерес к чужому несчастью плюс предощущение оргазма по этому поводу - чему же удивляться? Побьют хотя бы из чувства безысходности. Не сидеть же сложа руки? Иногда достаточно ничтожного повода: например, "мы тут обычно не курим", или "сюда нельзя без галстука", или просто "тебе чего тут, падла, надо?" Увы, не секрет, среди фотографов встречаются нахалы.

Вывод: человек не должен терять человеческого облика, из-за того, что у него в руках фотоаппаратура. Тема эта с одной стороны - проста, а с другой - бесконечна, поскольку нуждается в расшифровке на примерах конкретных случаев. Одному человеку ее не осилить. Надеюсь, читатели поделятся своим опытом.

Знаменитый репортер рассказывал, как стал свидетелем гибели группы колхозников. Те пытались перебраться в деревню с другого берега по льдинам. Трудно судить, в какой мере несчастье было инспирировано его появлением. Может статься, не будь столичного гостя, люди поостереглись бы форсировать реку в разгар ледохода, переждали бы несколько дней. Так вот, этот фотожурналист признался, что не посмел открыть кофр. Не убоялся, а не счел возможным. На фронте, - сказал он, - другое дело. Война - вся связана с убийством. А тут готовились к празднику, накрывали столы, и вдруг - на тебе! На глазах у родичей...

По-видимому, в тех случаях, когда фотограф уже работал, ему будет позволено продолжить съемку. А вот извлекать аппаратуру на виду у всех в разгар события... Однако, если катастрофа касается всех, включая самого фотографа, вряд ли кому придет в голову выступигь против...

Тут уместно отметить существенный нюанс: уже примелькавшийся, сосредоточенно работающий фотограф становится человеком-невидимкой. Хотя тут тоже нужны оговорки: многое зависит от соотношения темпераментов. Тбилисская публика более эмоциональна, поэтому там остаться незамеченным труднее. В Петербурге фотографу легче раствориться среди людей. Интересно, что тебя перестают замечать в тот момент, когда ты сам забываешь о себе.

Кое-что о съемке в мирных, но потенциально опасных условиях. Если на животе у вас фотоаппарат с шахтным визиром, изображение в котором Вы наблюдаете сверху, и картинка зеркально обращена, так что убегающий из кадра влево объект на самом деле движется вправо (или наоборот), то суть не столько в том, что держать кадр труднее, а в том, что, осуществляя обратную проводку, фотограф начинает воспринимать и весь окружающий мир также зеркально. Это чревато неприятностями. Рассказывают, что вскоре после Второй мировой войны один зарубежный фотограф, снимавший двухкамерным "Ролляем", попал под танк, перепутав правое с левым на войсковом параде.

Вывод: входя "в зазеркалье", научись выходить оттуда.

Даже если ваш визир не разворачивает изображение зеркально - наоборот, но однако не позволяет смотреть в ту же сторону, что объектив, вы лишены возможности подглядывать другим глазом (так как этот второй глаз смотрит вниз), и тогда на оживленной улице вас подстерегает опасность. В таких случаях целесообразно иметь поводыря.

Подстраховаться поводырем стоит и фотографируя с крыши.

Крыша, пожарная лестница, заводская труба, водонапорная башня и т.п. манят фотографов. Вид с птичьего полета захватывает дух и кажется прекрасным. Но фотографии не передают чувства вашего восторга. Если даже снятый с верхней точки кадр оказывается нужным, то и тогда не ищите в нем того, что вы пережили, карабкаясь вверх. Как-то раз я был зачарован горным пейзажем. Мои сомнения "снимать - не снимать" ушли, когда глубоко внизу, под собой, в ущелье я увидел парящего в воздухе орла. После, разглядывая негатив, я птицу в кадре так и не разыскал (она слилась с хаосом каменистых россыпей). А снимок, подобный моему, можно было сделать в какой-нибудь детской песочнице, никуда не карабкаясь и не взбираясь.

Страх высоты сначала мешает. Потом втягиваешься и перестаешь бояться. Берегитесь этой смелости. Ваша трусость - спасительное чувство. Бесстрашие может помешать закончить съемку. Если же лезть на верхотуру все равно надо, примите меры предосторожности. Самое лучшее, обзаведитесь "оруженосцем". Позаботьтесь о том, чтобы аппаратура не моталась на длинных ремнях. В решающий момент она сдвинется, ваш центр тяжести сместится и потянет именно туда, куда вам остро не захочется. С другой стороны, множество постромок тоже создаст дискомфорт и увеличит опасность. Камеру на укороченном ремне не подтянуть к глазу, и придется снимать без визирования.

Однажды мне пришлось фотографировать фасад ремонтируемого театра. Ход его реконструкции вырос в региональную проблему. Начальству срочно хотелось показать, что дела идут не так уж и плохо. Стройка была, как водится, обнесена забором. Была зима. Потратив напрасно несколько часов на поиски окна, которое хозяева согласились бы ради меня раскупорить, и отчаявшись проникнуть на запертые чердаки и крыши, я, подгоняемый краткостью светового дня, решил снимать особоширокоугольником с груды мусора, накопившегося на стройплощадке. Гора была изрядная. Она возвышалась над забором и состояла из смерзшихся обломков старых стен и невостребованных строительных конструкций. Я попробовал качнуть этот "Монблан", убедился в его неколебимости и полез наверх. Не нужно было обладать даром Ванги, чтобы догадаться, чем это может кончиться. Я уже не раз видел, как нарушается неустойчивое равновесие, например, как переворачиваются от легкой волны большие льдины. А однажды от удара моей пешни раскололась огромная как остров льдина в Карском море, и мне пришлось к всеобщему веселью купаться в Северном Ледовитом океане. Конечно, моих усилий было недостаточно, чтобы колыхнуть слежавшуюся за зиму гору отходов, но под совокупной тяжестью всех участвующих масс, включая фотоаппаратуру, объективы, и пр., по принципу: "мышка - за кошку, кошка - за жучку, жучка - за внучку...", процесс, как говорится, пошел. Груда металла под ногами поехала. Мне не оставалось ничего другого, как стараться порхать в воздухе. Я изо всех сил подпрыгивал, отталкиваясь от ворочающихся под ногами железок. И, наконец, ляпнулся. Сверху на меня легла стальная конструкция. Забегая вперед, скажу, что когда много месяцев спустя здоровье позволило мне вернуться на это место (груда, конечно, лежала там же, где я ее оставил), то мне не удалось даже пошевелить ту железяку. Тем не менее я как-то сумел тогда, лежа на спине, отжать ее от груди и выброситься. Все происходило на "автопилоте". Сунув руку под куртку, обнаружил на ощупь, что мои ребра торчат над грудинной костью. Что я делал? Как и куда надавливал? Не могу объяснить. Но спустя минут сорок врачи констатировали переломы ребер без смещения! Грудинная кость стояла на месте. Но в те первые минуты мне было худо. Те, кто ломал ребра, знают: этот удар по впечатлению напоминает удар поддых, только производит более сильное изумление. Я молча, потому что не имел возможности вздохнуть, полз по дуге к забору, совершенно обалдев от боли. За забором на остановке трамвая стояли люди. Был выходной. Каким - то четвертым или пятым слоем сознания я успел подумать, что строители найдут мое тело не ранее, чем в понедельник... Потом через минуту получилось первый раз вздохнуть, спустя минуты четыре я смог заскулить. Подбежали люди... Я попросил меня не трогать... (Кадр я, однако, отснял, пленку, несмотря на самочувствие, проявил, снимок отпечатал, и назавтра он был на первой полосе).

Какие можно сделать выводы? Какую извлечь науку для других? Как известно, умные учатся на чужих ошибках. (Я и пишу для умных.)

Самый предварительный вывод вроде бы не имеет прямого отношения к фотографии. В случае тяжкой травмы тело действует, руководствуясь инстинктами всех поколений предков (см. у Ч.Дарвина). Эти действия в высшей степени целесообразны. Еще до того случая я сам абсолютно инстинктивно вправлял себе вывихи и ловил себя на попытках вправлять себе же переломы. Тело само принимает наилучшее положение, переворачиваясь в оптимальную позу. Самый большой идиотизм - стараться быстренько ставить упавшего на ножки (откуда нам знать, как дела с его конечностями?). Следовательно, у фотографа в подобных случаях есть время сделать снимок. А оказывать помощь лучше чуть погодя. При этом божеские нормы гуманизма не нарушаются (кроме тех, конечно, случаев, когда, надо быстрее извлечь людей из под обломков, оторвать от проводов, вытащить из воды и т.п.). Знаю случай, когда в похожей ситуации жена поспешила начать делать мужу искусственное дыхание, пропоров ему при этом обломком ребра аорту.

Другой эпизод. Встретив в казахстанской степи гадюку, загораюсь дурацкой идеей сфотографировать крупным планом ее разверстую пасть. Для этого надо всего-то взять в руку башку змеи и поднести к объективу, предварительно сфокусировав его на макро. Перед тем я имел случай наблюдать, как справляются со змеями профессионалы-змееловы. И вот, не имея специального арканчика на палке, и даже простой рогульки, прижимаю гадюку к земле штативом у самой головы и хватаю ее левой рукой. Оказывается, "у самой головы" еще не сама голова, а верткая шея. Ее длины было достаточно, чтобы змея повернулась и вкатилась мне в большой палец. (Ощущение, признаюсь, омерзительное.) Мне никогда, ни до, ни после не попадалось описаний того, как болеют укушенные гадюкой, поэтому расскажу и об этом. Человек начинает распухать, начиная с лимфатических узлов уязвленной конечности, но вскоре опухоль распространяется симметрично. Наконец все тело надувается, распухает и синеет, примерно, как у несвежего утопленника. Кожа натягивается до глянцевого блеска, так что согнуть руку или ногу становится трудно. Вид вурдалачий. Отсасывать яд из ранки, вероятно, можно. Его вкус отчетлив (с чем сравнить - не знаю, но заметно отличается от вкуса свежей крови, которой все мы досыта напробовались, зализывая свои ссадины). У меня процедура отсасывания ядовитой крови не завершилась успехом, если не считать чисто гастрономического впечатления. Предполагая, что впереди у меня несколько дней вынужденного безделья, решаю постирать барахлишко. Потом оказалось, опускать рану в холодную воду - один из верных народных приемов. Вероятно, гнусность моего вида до такой степени портила аппетит моим соседям, что они через пару дней в сильных выражениях рекомендовали мне идти к врачу. До ближайшего врача - километров двести. Причем можно идти в любую сторону: на север, на юг, на запад или на восток. Иду, поворачиваясь и переваливаясь на раскоряченных ногах, подобно водолазу в амуниции. Когда добрался до медиков, те удостоверили меня, что я уже на пути к выздоровлению. "И пошли они, солнцем палимы..."

Вывод из этой истории потребовал от меня нескольких лет. Теперь я думаю, что в основе этики следует искать экологические корни. Нарушая естественную среду, вмешиваясь в ход жизни, мы преобразуем мир. Фотограф по характеру своей работы часто оказывается там, куда простому смертному вход строго воспрещен. Закулисная часть жизни, открывающаяся по некой лицензии человеку с фотоаппаратом, лишена остерегающих транспарантов типа "Не влезай - убьет". В процессе фотографического познания, меняется не только наше представление о явлении, но и сам объект внимания. Общество пускает фотографа вперед, как бы в разведку. И вести себя на terra incognita разведчик должен не как представитель временных оккупационных войск. Работая ли в безлюдном заповеднике или в большом коллективе слишком ретивый фотожурналист может оставить после себя непоправимые разрушения. Это я говорю к тому, что, на мой взгляд, настоящие фотографии на грани смертельного риска не создаются.

Два фотографа получают задания сделать снимки на тему о жизни в "горячей точке". Первый мчится туда и мечется между крутыми ребятами, угощая их пивом, в надежде, что его позовут, когда что-то случится. Наконец, его берут с собой и он привозит маловразумительные "шевеленые" снимки, объясняя редактору, что вот это темное пятно - не лужа, не камень, а кадавр в неестественной позе (ближе подойти было невозможно). Второй фотограф идет к соседу, занимает у него охотничье ружье, простреливает себе окно, занимает у другого соседа детский манежик с карапузом и фотографирует несмышленыша под этим окном. Все. Чей снимок более впечатляющ?

К сожалению, некоторых гонит в бой наивная романтика. У Хемингуэя есть рассказ "Рог быка" о мечтающем стать тореадором мальчике, который умирает, так и не успев познать чувство страха. Один столичный фотограф доверительно сообщал всем встречным, что, будучи в районе боевых действий, больше смотрел на мир через окуляр снайперского прицела, нежели через видоискатель, туманно намекая на свою меткость.

Может быть, когда-то давно войны воспринимались как единственный путь борьбы против басурманского негодяйства, и благородная ярость народов истинно служила праведным целям. Нынче мы кое-что знаем о подоплеке кровавых событий. Фотографы продолжают ездить в кровоточащие точки и привозят оттуда снимки, не выражающие ничего, кроме факта их отважного там пребывания. Когда гибнет полицейский или пожарный, в этом есть некая логика. Можно усмотреть какой-то смысл даже в гибели тракториста, спасающего во время наводнения строительный объект. Но во имя чего выезжающий в Чечню фоторепортер оставляет сиротами собственных детей?

Основной и главный вывод: не ввязывайся из пустого любопытства.

Если же ехать действительно надо, не строй иллюзий. В суровых обстоятельствах войны попытки отстаивать право на взгляд извне мясорубки вряд ли кому-то покажутся вразумительными. Скорее всего, тебя заподозрят в коварстве и для простоты дела ликвидируют (или те, или другие). Бери с собой только то, чем умеешь пользоваться на уровне рефлекса. Если есть возможность снимать из за бруствера или из окопа, попытайся работать перевернутой вверх ногами камерой. Это очень неудобно. Но окуляр визира торчит на 4-5 сантиметров выше обьектива, значит тебе надо высунуться выше других бойцов. Не доверяй автоматике. Не останавливайся для выстраивания кадра. Строй его в голове заранее. Невидимкой на простреливаемом пятачке стать трудно. Имей домашние заголовки. Они всегда сгодятся, каким бы причудливым образом ни повернулась реальность. Не рассчитывай на вдохновение, везение, озарение и прочую дребедень. Не играй в чужие цацки. Даже профессионал-военный в любой момент может чем-то за что-то ненароком зацепиться. Оружие по определению предназначено для сокращения поголовья. Держись от него подальше: в лучшем случае ты рискуешь чувствительно схлопотать отстрелянной гильзой. Лишь половину войсковых потерь у нас можно отнести за счет неприятеля - остальное, по выражению А.Лебедя, суть плата "за дурь". Война это работа. Потная, грязная и чреватая... Не искушай судьбу, не дразни гусей. Работай. Дай Бог тебе вернуться целым. Дай Бог тебе понять, куда и зачем ты совал нос. Дай Бог тебе привезти такой материал, чтобы он имел желаемый общественно-политико-исторический резонанс. (Дай Бог мне оказаться неправым в своих оценках.)

Фотограф - особенный человек. В накаленной атмосфере футбольного матча, когда половина зрителей стеной стоит против другой половины, стоит отклонившемуся от своей законной траектории мячу угодить в фотографа, весь стадион охватывает единое чувство глубокого удовлетворения, и десятки тысяч человек дружно хохочут над уносимым санитарами репортером. В этом, кажется, состоит один из фундаментальных феноменов фотографии. (И кажется, открыл этот феномен я.)

Павел Бояров

Источник: 
URL: http://www.foto.ror.ru/index.shtml